Пуля заставила Дональда резко отдёрнуться назад и втянуть воздух со всхлипом. В него уже стреляли. Неоднократно. И это довольно мерзкое ощущение – когда на тебя охотятся, будто на лесного зверя. Короткий взгляд на Флэгга: в нём столько тревоги и мольбы, что самому стыдно. Какие-то детские эмоции… так смотрят на папочку, когда испугаются злого буку из-под кровати: «Ты же сильнее, ты легко сможешь решить эту проблему!». О, он сможет. Разумеется. Только если б Владыка решал все свои проблемы сам – зачем ему понадобились бы последователи?..
Дональд ожидал, что его выгонят под пули выполнять обещание: раз уж заикнулся, что жизнь готов отдать за своего короля – вот и отличный повод проверить, крепко ли слово, даденное в приступе благоговения. Только то обещал Мусорщик. Подлеченному Элберту не так уж хотелось умирать прямо сейчас. Однако господин не нуждался в бесполезном трупе, милостиво разрешил остаться пока что в машине, отмечать на карте мины… а разбираться со снайпером пошёл сам. Вот. Это. Да… Поступок истинного лидера. Дональд старательно принялся марать карту каракулями. Здесь нужно поставить крестик. И вон там. И… «Не отвлекайся, думай!», ещё там. Он не видел мин – ну, глазами, однако чуял каждую из них, будто чудесные игрушки нашёптывали, звали к себе. От зрения никакой пользы: нужно зажмуриться и сконцентрироваться на ощущениях. В темноте зашторенных век пустынный пейзаж преображался. Солнце больше не жгло сетчатку, а земля не удручала своей иссушённостью. А на дороге и в стороне от неё появлялись всё новые крестики – оставалось лишь копировать их на бумагу.
Справившись с заданием, Дональд оставил карту на водительском сидении, прислушался: стрельбы не слышно. Вероятно, Флэгг успокоил пилота. Тем или иным способом… либо уговорил сотрудничать, либо убил. Так или иначе, оставаться на месте уже нет сил: «Поджечь что-нибудь, поджечь!!!» - билась в голове буйная мысль. От неё перед глазами поплыл дымок: Мусорщик даже мог бы различить его едкий химический запах, хотя пламя пожара полыхало пока что только в его воображении. Он слишком долго сдерживался. И теперь отчаянно хотел повеселиться. Ведь… можно, да? Что не запрещено – то можно. Нельзя уничтожать Вегас, тот-самый-самолёт и взрывать Огромную Бомбу раньше времени, а остальное – можно.
Когда Владыка вернулся, внедорожник запетлял по пустоши, обходя мины. Хотелось падать на колени, благоговейно выкапывать их из песка, разряжать и складывать в рюкзак – ну не должны такие чудесные игрушки оставаться ничейными!.. Однако это займёт слишком много времени, а Владыка не может ждать. Солнце вроде бы уже клонилось к закату, но по-прежнему палило нещадно. В один из похожих на этот дней, в совершенно таком же пейзаже, Мусорщик однажды встретил последнего, кто осмелился сделать ему больно. Хах!.. Интересно, а если бы Малыш объявился сейчас – кто из них двоих по итогу скулил бы с дулом в заднице? Перемены пошли Дональду на пользу. Он не чувствовал себя больше жертвой. «Я никого не боюсь, пусть другие меня боятся!»
***
Внутри было пусто и тихо. Оставленный один, Элберт не спеша прошёлся по двору, озираясь вокруг с предвкушающей ухмылкой: «Всё, что ничейное - моё». Огромная территория, скрывающаяся за оградой, хранила множество сокровищ. Не только самолёты и топливо. Здесь жили люди. Все вещи, которыми они пользовались, теперь просто лежат без дела. Им ещё можно найти применение… Мусорщик потянул носом воздух, пытаясь уловить, с какой стороны несёт жилыми помещениями – ага, то здание должно оказаться казармой. И чем ближе он подходил, тем явственнее чуял человеческое логово. Казарма попахивала потом, мочой и разложением так явственно, что это улавливалось даже на расстоянии.
Угадал: так и есть, солдатское логово. На удивление чистое, если учесть, что здесь совсем недавно умирали люди, которых не вместил лазарет. Пилот успел тут прибраться… совсем, небось, сдурел от скуки. Ровные ряды нар, застеленных так аккуратно, будто это и в самом деле было ещё важно. На каждом спальном месте – выглаженная, сложенная военная форма, а обувь рядом. Мемориал?.. Последняя дань уважения к сослуживцам. Даже трогательно… так трогательно, что хочется разнести здесь всё в щепки, а потом насрать прямо посреди бедлама. Но почему бы сначала не прибарахлиться? «Вон те берцы, кажется, мой размерчик». Пусть ботинки песчаного цвета были ношенными, но выглядели основательно: бродить по пустыне в таких явно удобнее, чем в кедах, которые выдали Мусору в Вегасе. Повозившись недолго со шнурками, Дональд встал в полный рост. Прошёлся. Хорошо… утащить обувь поверженного врага – есть в этом что-то восхитительно грязное. Он пнул крайние нары изо всех сил: те завалились на бок, толкнули соседние, а те – следующие. Громоздкие металлические лежбища падали как домино, под аккомпанемент безумного хохота. Дестрой – это весело, так весело!!! Но всё ещё есть у поджигателя здесь одно важное дело. Он принялся стаскивать с кроватей простыни и связывать их в один длиннющий канат.
Дальше: унюхать керосин. Элберт знал о самолётах не больше, чем положено малограмотному обывателю, однако помнил, какое именно горючее применяют в авиации. Запах керосина ни с чем не спутаешь. Волнующе-тревожащий, сулящий бесчисленные опасные развлечения… Мусорщик готов был дышать им, пока голова не закружится, пока не стошнит. Он шёл на аромат с колотящимся сердцем и расширенными от восторга зрачками: в его кровотоке циркулировал чистый адреналин. Вялым удавом за ним волочился импровизированный канат. Чтобы как следует полыхнуло, в керосин нужно накидать каких-нибудь тряпок – простыни отлично годились. А вот и бак… или как это назвать?.. цистерна? Если полна, то в ней не меньше тонны горючего. Дональд потянул за вентиль: из крана полилось, прямо на асфальт, на канат, а пироман удалился на безопасное расстояние, чтобы самому не промокнуть. Новенькие ношеные ботинки не стоит проверять на жаропрочность, а уж собственное тело и тем более.
Лужа растеклась просто огромная. От неё душно несло: солнечный жар поднимал в воздух пары керосина. По-настоящему смертоносные испарения. Близко подходить не следует: пожар ожидается просто эпический. Дональд уже приноравливался, как бы половчее бросить зажигалку, как откуда-то из-за верениц безликих зданий военного городка послышался взрыв. Э-э-э, что? Кто посмел?! Бросок оказался больше бессильно-яростным, а не таким бравым, как представлялся. Тем не менее – полыхнуло. Крутые парни не оборачиваются на взрыв. А совсем отбитые – даже не отворачиваются. Вспышка дыхнула жаром ему в лицо, опалила ресницы и покрыла кожу копотью, но не более того. Мусорщик задорно орал, перекрикивая гул пламени, как всегда в такие моменты запредельно счастливый. Остроту этого пронзительного счастья трудно вообразить здоровому человеку. Правду говорил психиатр, мания – самое приятное из психиатрических заболеваний. Удовлетворяя свою порочную страсть, пироман ощущал себя не меньше чем богом. Древним хтоническим божеством, кои существовали в мире задолго до того как враг Владыки занял своё место на облачном троне. Всеведающим, неуязвимым и абсолютно всемогущим, а огонь плясал перед ним плотной стеной, постепенно окружая. Голос инстинкта самосохранения слабо стучался в уши: уходи пока не поздно!.. В прошлый раз плохо кончилось… Отметины от вышедшего из-под контроля недавнего пожара на бензоколонке зажили полностью лишь несколько недель назад. Мусорщик… нет, теперь уже Дональд Элберт отступал, любуясь огнём со всё более и более безопасного, скучного расстояния.
***
Владыку он нашёл быстро: тут даже принюхиваться не нужно – достаточно слушать сердце. Там, где тьма гуще всего… где она обволакивает и убаюкивает, умиротворяет… Другие последователи короля хаоса почтенно побаивались, но Дональду рядом с господином всегда было спокойно. Какая сладкая убеждённость: «Владыка не даст мне сгинуть». Не дал там, на забитой мёртвыми автомобилями ночной трассе – и впредь не даст. Но… что это, в ангаре? Не человек. Не существо из плоти, а нененепонятно что такое. И одновременно с тем – Он. Калеченное, безумное сердце Мусорщика так страстно тянулось к тьме, что даже страха он не испытывал перед истинным обликом своего государя. Напротив, это чувство скорее следовало бы описать как абсолютное обожание. Одержимость, так свойственная маньякам. Тьма ярче пламени. Невозможно?.. Да вот же! Многоликая текучая тьма, вызывающая в памяти картины пусть и болезненные, но уже ничем не способные навредить.
Тьма обнимает на один незабываемый миг. Государь дотронулся до него? До Мусорщика?! О-о-о… сердце пропустило удар и опять понеслось вскачь, подгоняемое новой волной адреналина. Когда хоть кто-нибудь дотрагивался до него не чтобы причинить боль? Никогда?.. «Жизнь за Тебя! Я весь-весь-весь Твой, душой и телом! Любой приказ, любая прихоть… я выполню, чего бы это мне не стоило!». В самом деле, как легко впечатлить человека одним крошечным знаком внимания, если и того он никогда не получал…
И-и-и что ещё сказал Владыка? Подарок?.. Но. Как? Подарок… с каких пор божества приносят подношения своим ничтожным адептам?.. И всё же, это не шутка. Подарок – вот он. Туго завёрнутое тканью человеческое тело. Судя по длинным волосам – женское.
Что с ней делать? Ответ нашёлся сам, когда Владыка коснулся Элберта снова. Ладони не плечах… какой откровенный, волнующий… отеческий жест. В нём читалось доверие и разрешение импровизировать. Только откуда здесь женщина? И снова озарение: это ПИЛОТ. Вот так новости. Расставивший вокруг базы противопехотные мины, стрелявший по незваным гостям, единственный в своём роде пилот, способный взлететь выше неба – вот эта едва живая падаль с длинными патлами?.. Теперь к жгучей ненависти в палитру чувств Дональда добавилось ещё и крайнее изумление. А хороша она, как для бабёнки. Крепкая засранка, но не крепче господина – вот в чём её проблема.
«Ну и где теперь твоя борзота?»
Дональд присел на корочки рядом со свёртком, потрепал торчащие из него волосы. Лётчица слабо дёрнулась, предчувствуя недоброе. Она ранена, но… насколько? Живая игрушка, подаренная Владыкой, может быть всё ещё опасной для кого-то вроде Мусорщика. Тот, прямо сказать, не отличался физической силой. А вот армейские все как на подбор те ещё кони. Стоило бы стреножить норовистую кобылку, а ещё лучше – превратить её в тряпичную куколку с мягкими конечностями, подрезав сухожилия. Дональд видел такое в тюрьме. После подобной травмы человек если и выживает, то остаётся глубоким инвалидом, не способным пошевелить конечностями. Нож выскользнул из кармана будто сам, ткнулся рукоятью в ладонь и лёг в неё как влитой. Раньше Элберт им разве что колбасу резал… а теперь? Что же, в самом деле всадит лезвие в женскую ногу? Потом во вторую. Потом в обе руки. Владыка. Разрешил. Играть. Просто надрезать плоть в области тазобедренных суставов и плеч. Поглубже… от этих мыслей в его кровотоке снова вскипел адреналин.
Короткий взгляд за плечо. Владыка стоит сзади, выжидающе смотрит и ухмыляется. Он ХОЧЕТ видеть, как его наипреданнейший последователь расправляется с несговорчивой девкой. Да и сам Мусорщик… он ХОТЕЛ. До одури хотел вонзиться ножом в живое человеческое тело. А потом – не ножом. Ой-ой, об этом даже думать страшно!.. Нет, не страшно: волнительно. Так уж вышло, что Дональд трогал настоящую женщину впервые в своей жизни.
Под тканью чётко угадываются все суставы. Мусорщик не осторожничал: раз жертву не нужно оставлять в живых, то и обильных кровотечений избегать не обязательно. Пусть брыжжет, ему ли бояться крови?.. Он резал прямо через свёрток, чутко, с истинно садистским наслаждением вслушиваясь, как лезвие проходит сквозь похрустывающую плоть и натыкается на кости. Жертва металась, орала и всхлипывала, но была крепко связана. Профессионально. Владыка хорош абсолютно во всём: уж он-то мастер обездвижить одичавшую кобылу. Из левого бедра брызнуло особенно обильно. В кристальной тишине концентрации мелькнула поразительная по своей циничности мысль: «Если не хочешь трахать труп, поторопись передавить артерию». Дональд спешно распеленал лётчицу, отрезал от ткани длинный лоскут и затянул на её бедре на манер жгута. И лишь тогда осмелился осмотреть добычу.
И восторженно, в голос выругался: да она же красотка! Лучше всех тех дамочек из мужских журналов. Лучше, как минимум, тем, что существует не на бумаге, а абсолютно реально и телесно. И пока живая, хотя изрядно ослабела. Бессильно раскинув подрезанные конечности, перед Дональдом лежала живая женщина. ЕГО женщина. Подарок. От эмоций едва не сносило башню: игрушка просто восхитительна в своей беспомощной хрупкости.
- О-о-о… - простонал он, склоняясь к лицу лётчицы и с совершенно неуместной нежностью проводя кончиками пальцев по её щеке, - Тебе больно? Прости… Но я не могу дать тебе и шанса одолеть меня. Иначе больно будет мне. А я совсем этого не люблю.
Раздевать тяжёлую беспомощную куклу – лишний труд: Элберт просто срезал одежду в тех местах, которые захотелось изучить подробнее. Жертвенно-бледное горло. Не слишком упругая, но достаточно пышная грудь. Живот, покрытый крепкими кубиками пресса. Мусорщик вылизывал и кусал всё это не спеша, борясь с нерешительностью, но раз за разом проигрывая битву. «Надо поторопиться, иначе придётся трахать труп» против «А если что-то пойдёт не так? Если у меня не получится?! ВЛАДЫКА СМОТРИТ! Я не могу оскорбить его взор своей жалкой вознёй». Между тем, возбуждение становилось уже болезненным. И как же не вовремя вспомнился пистолет Малыша. И члены сокамерников, много-много членов… одни были побольше, другие поменьше, некоторые вяловаты, а сам он, Мусорщик, был жертвой. Также как и вот эта дамочка сейчас. Был стреноженной кобылой. О чём думал, когда очередной хер втыкался в его нутро? Да ни о чём, просто терпел.
- И ты потерпи, - он прихватил зубами за её сосок и с усилием стиснул челюсти, до искорок перед глазами, до кровавого тумана в мозгу. Там снова напалм. И по жилам течёт он же. И переполняет яйца. Такой горячий, что неудачно пошевелись – будет взрыв.
Нож снова жил собственной жизнью. Что-то кромсал внизу, не особо разбирая, ткань режет или плоть. Возможно, под штанами у лётчицы уже не три данных природой отверстия, а четыре или десять. Проверять неохота. Достаточно просто воткнуться. Хоть куда-нибудь. Преодолеть сопротивление плоти, оказаться внутри. «Она ещё жива, я успел!!!». В агонии жертва резко выгибается дугой и роняет голову на бетон, из её глаз уходит осознанность.
- Э, подожди… подожди, не дохни! Ещё немного… - прохрипел Мусорщик, судорожно вдалбливаясь в стремительно обмякающее тело. – Ещё… - из него льётся напалм.
Всё. Дело сделано, а под ним – безжизненный кусок мяса. Просто. Сломанная. Кукла. Уж точно не заслуживающая сочувствия. Она изначально была обречена, бросая вызов Владыке. Пара глубоких вдохов – и жгучий стыд: господин видел каждую деталь этой неприглядной картины. Впервые рядом с Флэггом Элберту стало по-настоящему страшно. Так страшно, что и голову не повернуть. Остаётся лишь прошептать сдавленно:
- Я всё правильно сделал?..
Отредактировано Donald Elbert (2021-07-31 23:44:45)
- Подпись автора
Когда доверие стерто до дыр, И хриплый рык не даёт дышать – Моими глазами смотрит на мир Зверь, который моя душа. Он бешен и весел, ленив и дик, Не любят его ни враги, ни друзья. А он людей сторониться привык, Зверь, который, вообще-то, я. |
|